Еревану нужны свои Елисейские Поля
Можно ли представить себе Париж без Елисейских Полей? Ереван, становящийся, наконец, центром всего армянского мира, не имеет главного проспекта, который мог бы стать визитной карточкой Армении и ее столицы.
О новом центре Еревана говорят разное. Одни очарованы Северным проспектом, а другие порицают его создателей за «неуважение к старине и творческому наследию Таманяна», не замечая противоречия в сочетании этих упреков. Есть также жалобы на дурной вкус нуворишей, навязавших городу свою кичевую «эстетику».
Дурной вкус, этот общий недуг капитализма, проявился не только у нас. Его следы легко заметить даже в Париже и Петербурге. Не будем заострять на нем внимания. Нас больше волнуют требования сохранить старый Ереван и апелляции к наследию Таманяна, оставившего нам генплан, в котором не было места для ностальгических сантиментов.
До русского завоевания Ереван был персидским городком с глинобитными домами, мечетями, церквушками и пыльными улочками. Изменения в облике города после 1828 года свелись к вкраплению малочисленных оазисов «европейской» застройки. Астафьевская улица, сохранения которой требуют наши ревнители старины, была в лучшем случае копией тифлисской Садовой улицы, притом не самой удачной – дома Тифлиса были выше, их украшали красивые подъезды, решетчатые балконы и прочие атрибуты столичного шика, которых не было в Ереване. Армянские деньги и русская политика превратили Тифлис в столицу Кавказа, в единственный город в регионе, в котором было целых два проспекта. В Тифлисе и Баку было много улиц вроде Астафьевской, и их там не замечали.
Ереван был столицей губернии скорее по названию, чем облику (даже имевший более низкий статус Шуши был красивее и ухоженнее Еревана). Мы вправе критиковать нашу буржуазию, вкладывавшую в развитие Баку и Тифлиса деньги, которые были нужны Армении, за космополитизм - Ереван оказался обделен ценными памятниками истории, которыми изобиловали Тифлис и Баку. Еревану еще только предстояло превратиться в столицу.
О таманяновском видении будущего Еревана можно судить по его генплану. Вклад великого мастера в наше зодчество пока не оценен до конца. Признается, видимо, самое очевидное:
Таманян воскресил текорские арки, элементы гарнийского декора и двинские капители, украсив ими Дом правительства и Оперу, и подарил Еревану прекрасные сооружения в стиле русского классицизма. Признается роль Таманяна, воспитавшего плеяду мастеров, продолживших его дело. Генплан Еревана, редкий по красоте и величию замысла, заслуживает особого внимания.
Р а з р а б а т ы в а я его, Таманян использовал опыт парижского градостроительства (речь идет о Главном и Северном проспектах). Источником его вдохновения был, скорее всего, Оперный проезд (Avenue de l’Opera) в Париже, функции которого идентичны функциям Северного проспекта в Ереване. Первый связал центр Парижа (Лувр и Пале-Ройаль) с Гранд-Опера, а второй – центр Еревана (пл. Республики) с Оперой. В обоих случаях Опера расположена на оси проспекта, завершая его перспективу. Оперный проезд и Северный проспект отходят от ул. Риволи и Главного проспекта под близкими углами. На обоих проспектах отсутствует озеленение, что усиливает ассоциацию, одинаково фокусируя внимание на здании Оперного театра.
При этом решение Таманяна логичнее решения планировщиков барона Оссманна. Северный проспект продолжается за зданием Оперы улицей Таманяна и Каскадом, а 80-метровая сценическая коробка Гранд-Опера нависает над тесной пл. Дягилева, придавая ей сходство с улицами Манхеттена (величие плана Таманяна ощущаешь, сравнивая вид на Гранд-Опера с Монмартра с видом на Оперу с Каскада). Второе отличие в том, что Северный проспект, по плану Таманяна, должен был визуально связать доминанты сценической коробки Оперы и напоминающего ее очертаниями купола Дома правительства, действуя подобно слуге двух господ (Оперный проезд ориентирован только на купол и сценическую коробку Гранд-Опера).
Различия между улицей Риволи и Главным проспектом определяются различиями в их функциях. Первая из них – важная, но не главная артерия Парижа, а второй явно задумывался Таманяном как ереванский аналог Елисейских Полей. Эту аналогию подсказывает ширина Главного проспекта, более чем вдвое превышающая ширину всех остальных улиц Еревана, включая Северный проспект. Сходство усиливается прямизной магистрали, пересекающей городской центр от Кольцевого бульвара до Конда. Таманян переработал парижский опыт для нужд Еревана, не имевшего в ту пору ни одного проспекта. Аналогом такого решения в Париже мог стать Оперный проезд, начинающийся с Елисейских Полей, а не с более узкой ул. Риволи.
Судя по фотографиям, Северный проспект выполнил свою миссию. Этажность его застройки могла быть чуть ниже. Просчетом проектантов стало сооружение перед Оперой башни, нарушившей осевую симметрию магистрали. Она была бы оправданна при возведении идентичной башни с другой стороны по аналогии с двухбашенным ансамблем ул. Таманяна, тем более что осевую симметрию подчеркивает Обелиск. К достоинствам проспекта следует отнести нейтральность стиля его застройки, не спорящей с ансамблями обеих площадей (в чем снова проглядывает эстетический эталон Оперного проезда) и избавление Еревана от находившихся там трущоб. Они были бельмом на глазу попадавших в этот двор чудес людей, и нужна неистощимая фантазия, чтобы оплакивать их долгожданный слом как невосполнимую утрату для культурного наследия народа, внесшего ощутимый вклад в мировую цивилизацию. Наши Зоилы утверждают, что создатели проспекта исказили идею Таманяна, но в действительности ее исказил его выдающийся ученик Марк Григорян.
40 лет назад Григорян издал книгу об ансамбле площади Ленина. В ней он отметил сходство ее очертаний с контурами римской площади Св. Петра, сходным образом сочетающей в плане овал и трапецию. Однако эта аналогия вводит в заблуждение. Площадь Св. Петра – тупиковое пространство, предназначенное для общения папы с паломниками. Выйти из нее можно по единственной дороге, ведущей к ней – Via della Riconcilliazione (ул. Примирения). Она является скорее курдонером Ватикана, чем площадью как таковой (в пл. Республики вливается целых восемь улиц).
Обманчивое внешнее сходство подсказало Григоряну мысль возвести на северном конце площади башенную пристройку к зданию картинной галереи. Уважение к памяти Григоряна не должно мешать оценке этого проекта как творческого фиаско мастера, предрешенного его ошибочной начальной концепцией. Здание гимназии, обрекавшееся таманяновским планом на снос для прокладки Главного проспекта, служило одновременно филармонией, Историческим музеем и Музеем искусств. Такое крохоборство было оправданно в трудные времена, но не в брежневскую эру. Огромные историко-художественные традиции нашего народа давали ему право на соответствующие своему назначению здания музеев истории и изящных искусств, и нужные для этого средства можно было найти (как их отыскал Игитян для создания Музея современного искусства). Но вместо этого культурно-историческое наследие нации втиснули в одно тесное здание, в котором урартские древности, арташатские находки, монеты Арташесянов и т. д. находились рядом с творениями Донателло, Сарьяна, Kочара и, конечно, «шедеврами» соцреализма.
Искусственность замысла породила эклектический зиккурат, исказивший ансамбль площади созданием непонятной карикатуры на собор Святого Петра и сделавший возведение купола Дома правительства бесполезным. Если даже его построят (что все равно надо сделать из уважения к памяти Таманяна), музей будет заслонять вид на купол с Северного проспекта. Но это лишь полбеды.
Хуже то, что возведение музея погубило отвечающую сегодняшним потребностям Еревана (куда девать автотранспорт?) идею Главного проспекта. Зиккурат разделил его надвое, а начавшаяся затем кампания по сохранению переоцененной «старины» нанесла идее его создания удар милосердия.
Армен Зарян писал в «Арвесте», что идею Главного проспекта он позаимствовал из итальянской концепции «улицы-площади».
Этому определению отвечает римская пл. Навона. На месте площади в древности находился вытянутый цирк Домициана, что предопределило ее характерный уличный контур. Фонтаны Бернини на осевой линии площади могли подсказать Заряну идею устройства на проспекте фонтанов с целью подчеркнуть симметрию его композиции. Отрезок между улицами Абовяна и Теряна так и не очистили. Там красуются изобретенные археофилами «памятники истории», а не бульвар с феерическими фонтанами, навевающими романтические и красивые римские ассоциации.
Была идея разобрать здания, находящиеся на месте проспекта, и заново собрать их на улице Алавердяна, но ее отвергли, утверждая, что «памятники истории» нельзя переносить, как если бы речь шла о переносе Лувра или развалин Акрополя и Ани, а не о ветхих домах, нарушавших ансамбль центра Еревана, но пригодных в другом месте в перестроенном виде (в 1823 году из окрестностей Фонтенбло в Париж был перенесен дом Франциска II с барельефами Жана Гужона, что не было воспринято французами как надругательство над их ренессансным наследием).
Итогом этих усилий стал театр урбанистического абсурда, где модерн соседствует с громко названной «Вернисажем» барахолкой в духе тифлисского Сухого моста, а уникальный ансамбль пл. Республики – с трущобами, неожиданно объявленными памятниками армянской культуры. Нужно неординарное мышление, чтоб устроить блошиный рынок в центре города, задыхающегося от автомобильных пробок! Само название «Главный проспект» в этом контексте звучит как издевка.
Таманян, возглавляя Комитет по охране исторических памятников Армении, делал вместе с Тораманяном все для их спасения в сталинские времена, сегодня же мы, к своему удивлению, узнаем, что у нас есть фарисеи, лучше Таманяна знающие, что и почему следует считать историческим наследием нации.
Начало этому гротеску положили брежневские указания о сохранении памятников старины, на которые откликнулись грузины. В советской прессе стали появляться восторженные оценки «реконструкции старого Тбилиси», авторы которых делали вид, будто не понимали истинных целей «восстановителей». Целью грузин было не восстановление памятников грузинской культуры, а уничтожение наследия армян, предки которых построили Тифлис. Сегодня нет смысла говорить об этом наследии – его сменили «памятники»-новостройки. В том, что цель грузин состояла именно в разрушении, убеждает декоративный характер «реконструкции», не затрагивавшей ветхих несущих конструкций зданий. Подземные коммуникации не заменялись на протяжении десятилетий, что вызвало осадку грунтов и обрушение старых домов. Очевидна и неграмотность фасадных решений. Открытые галереи домов Тифлиса выходили в прохладные дворы, а не на жаркие улицы, о чем забыли, «реконструируя» улицу Бараташвили, ставшую сплошным двором. Грузины добились своего, убив стоявший у них поперек горла Тифлис, а мы, чтобы не отстать, возвели непонятно зачем «старый» Дзорагюх. Какое отношение все это имеет к Таманяну?!
Грузинская тема интересует нас только потому, что она объясняет происхождение нашего отношения к старине. Видимо, даже сейчас мы не можем победить комплекс провинциальной неполноценности, внушенный доминирующим в нашем восприятии Тифлисом.
Демагогическая болтовня об охране памятников истории служила дымовой завесой для сокрытия социальных проблем. Ереванцев десятками лет держали в трущобах Конда и центра (уродства центра можно было скрыть застройкой периметров этих кварталов, а уродство Конда бросалось и все еще бросается в глаза).
В 1875 году, через 4 года после разгрома Франции, Бисмарк выдвинул инициативу реконструкции главного проспекта Берлина. После проведения масштабных работ Курфюрстендамм начала конкурировать с Елисейскими Полями за право считаться лучшей улицей Европы. Нечто сходное произошло у нас, когда Кочарян выдвинул инициативу построить Северный проспект. Было бы хорошо, если бы Саргсян взял под личный контроль строительство Главного проспекта. Задачу осложняет музей, недостойный гения Григоряна.
Музей нужно снести, не обращая внимания на визг любителей старины. Ереван довольно спокойно воспринял снос Дворца молодежи и гостиницы «Севан». Неужели музей и рухлядь, «украшающая» Главный проспект, ценнее этих замечательных построек?!
Начинать надо с разработки проектов музеев искусств и истории, поручив это дело зодчим–армянам (отстранение от работы над проектом музея Гафесджяна создателя Каскада Джима Торосяна позволило протолкнуть решение, искажающее его облик). Особое внимание необходимо уделить выбору места музеев (парижане собираются восстановить Тюильри, ибо даже Лувру не хватает экспозиционного пространства).
Решение облика проспекта лежит на поверхности (и в плоскости плана Таманяна). Его подсказывает растущая потребность города в автодорогах и привлекательность проекта Заряна. Туннели, ведущие в ущелье Раздана под ул. Сарьяна, могут связать проспект с западной окраиной города (для этого в будущем надо пробить туннели под Цицернакабердом рядом со стадионом). Ширина Главного проспекта совпадает с шириной авеню Фош, причем функции обеих магистралей идентичны – первая из них ведет в зеленую зону ущелья Раздана, вторая в Булонский лес. Использование профиля авеню Фош для Главного проспекта сведет вынужденные изменения его облика к минимуму. Останется только лишь переложить коммуникации и фонтаны. Проспект откроется для транспорта, что очень важно для Еревана.
Капитализму присущ не только отмеченный вначале дурной вкус, но и способность обеспечить быстрое развитие городской инфраструктуры (Париж дает нам лучший пример такой трансформации). Сегодня у Еревана появился шанс в самые короткие сроки привести свой центр в соответствие с генпланом Таманяна, и не надо мешать этому процессу, ссылаясь на «культурные традиции» третьего мира. Реконструкция Главного проспекта даст толчок к перестройке нижней части проспекта Маштоца, необходимость которой была очевидна даже в советские времена.
Вопрос Вернисажа можно легко решить, превратив Конд в ереванский Монмартр с площадью для артистической богемы города. Ее можно даже назвать Place du Tertre – у нас есть Plaza de Uruguay и Place de France, и это название сразу привьется. Дело не в ориентации на достаточно далекий от совершенства веселый Париж, хотя она, бесспорно, предпочтительнее ориентации на мертвый Тифлис, а в том, что мы, как и Таманян, обязаны быть хозяевами европейской культуры, поставив ее на службу Армении, а не млеть от холопского восторга перед французиками из Бордо или грузинами из «старого Тбилиси».
Это самая важная часть таманяновского наследия.
Александр Микаэлян, Провиденс, США, специально для «НК»
