Политический облик Большого Кавказа изменился

В августе 2009 года отмечалась первая годовщина «пятидневной войны» и признания Россией независимости Абхазии и Южной Осетии. Как справедливо отметил известный болгарский политолог Иван Крастев, «в августе 2008 года Грузия попрощалась со своими мечтами, Кремль расстался со своими комплексами, Вашингтон потерял терпение, а Евросоюз лишился сна». Отголоском прошлогоднего «горячего августа» в 2009 году стал выход Грузии из СНГ.

Таким образом, извлечен еще один кирпичик из фундамента старого постсоветского статус-кво. Вслед за прецедентом пересмотра межреспубликанских границ создан прецедент выхода из главной интеграционной структуры Евразии. Новый дизайн, который уже трудно будет назвать постсоветским или определить как «ближнее зарубежье», оформляется все более отчетливо.

Между тем, дискутируя на тему последствий «горячего августа», основное внимание акцентируется, как это ни парадоксально прозвучит, не на Кавказском регионе. Южный Кавказ видится как территория, давшая постсоветскому пространству и всему миру важные политико-правовые прецеденты, заставившая великие державы обратить внимание на эту часть бывшего СССР, основательно подзабытую ранее. Однако Кавказ интересен не только с этой внешней точки зрения. Внутренняя региональная динамика представляет не меньший интерес, поскольку именно она определяет то новое (и принципиально важное), что впоследствии выходит за границы четырех кавказских государств. В этой связи чрезвычайно важным представляется рассмотрение внутренних региональных трансформаций последнего года.

После «пятидневной войны» стало правилом хорошего тона в экспертном сообществе говорить о полной потере Грузии для России и России для Грузии. Между тем такая оценка верна лишь отчасти. В политическом смысле сегодня вряд ли кто-то станет говорить о быстром потеплении двусторонних отношений. У двух стран нет дипломатических отношений (выдача виз осуществляется через швейцарские дипломатические структуры).

Россия с каждым днем все активнее демонстрирует свою решимость теснее интегрироваться с бывшими грузинскими автономиями Абхазией и Южной Осетией (свидетельством чему недавние визиты Владимира Путина и Бориса Грызлова в Сухуми и Дмитрия Медведева в Цхинвали), в то время как грузинские дипломаты сами поездки высших должностных лиц РФ определяют как «проявление цинизма». Однако экономическое присутствие российского бизнеса в Грузии после августа 2008 года не стало меньшим. Отсутствие дипломатических отношений не мешает работать в Грузии таким известным российским компаниям, как Лукойл, «Вымпелком», ВТБ , «Интер РАО ЕЭС». В конце декабря прошлого года был оформлен Меморандум о совместном управлении в течение 10 лет крупнейшей в стране «Ингури ГЭС» (что вызвало недовольство в Абхазии), а в феврале нынешнего года экспрессивный президент Грузии Михаил Саакашвили заявил: «Наша политика всегда была такой – мы приветствуем российские экономические и бизнес-интересы в Грузии». Все это создает предпосылки для того, что двусторонние отношения могут быть выстроены на прагматичной (а не пропагандистской основе) в среднесрочной перспективе. В пользу этого тезиса говорит и внутриполитическая динамика на российском Северном Кавказе в 2008-2009 гг. Резкая активизация террористической и диверсионной деятельности сегодня происходит не под лозунгами национал-сепаратизма, а под зеленым знаменем радикального исламизма. Между тем, конечной целью исламистов является не Чечня и даже не Северный Кавказ. Они мыслят категориями глобального джихада. Вот что говорит на эту тему лидер самой известной на сегодня террористической группировки «Эмират Кавказ» Доку Умаров: «Не думаю, что есть необходимость проводить границы Кавказского эмирата. Во-первых, потому что Кавказ оккупирован неверными и вероотступниками и является Дар аль-харб, территорией войны, и наша ближайшая задача состоит в том, чтобы сделать Кавказ Дар-эс-Саламом, утвердив шариат на его земле и изгнав неверных. Во-вторых, после изгнания неверных мы должны вернуть себе все исторические земли мусульман, и эти границы находятся за пределами границ Кавказа». Все это позволяет предположить, что активность боевиков не сегодня-завтра переместится по другую сторону Кавказского хребта, следовательно, Грузия и Россия самой жизнью будут принуждены к пересмотру взаимоотношений и установлению приемлемых форматов кооперации в сфере безопасности.

Однако проблемы «потепления» российско-грузинских отношений – это не вопрос сегодняшнего или завтрашнего дня. Пока же разрыв дипломатических отношений, активизирующаяся время от времени информационная война оказывают серьезнейшее воздействие на соседей Грузии и РФ. В этом плане интересны новые акценты в подходах в политике Армении и Азербайджана. В течение 2008-2009 гг. Россия и Армения не раз попадали в непростые ситуации. Москву откровенно раздражала (и продолжает раздражать) активность Еревана на грузинском направлении. Отсюда и непропорциональное внимание к таким фактам, как награждение Саакашвили высшим армянским орденом (кто бы знал о нем, не будь столь эмоциональной позиция некоторых российских депутатов или экспертов). Между тем, у Еревана выбор не слишком велик. Без Грузии страна оказывается в еще более сложном положении, изоляция Армении становится попросту необратимой. Как следствие – невозможность полностью реализовывать российскую политику армянскими руками. Тем паче, что две страны – члены ОДКБ и ЕврАзЭС не имеют общей границы. Но проблема здесь не в чисто протокольных мероприятиях (к каковым относится награждение грузинского лидера). За прошедший год Ереван продемонстрировал свое нежелание играть роль заложника российско-грузинских отношений. В отличие от предыдущего времени эта демонстрация стала более наглядной. Но ведь и разрыв России и Грузии (несмотря на все отмеченные выше нюансы) стал также более наглядным. Думается, что именно этим объясняется удивляющая многих «разрядка» отношений с Турцией и некоторый поворот Еревана в сторону Запада.

Впрочем, некоторые трения в армяно-российских отношениях пытался использовать и Азербайджан. Добавим сюда и определенные страхи Баку относительно турецкой позиции (уступки Анкары Еревану, даже гипотетические, не раз в течение нынешнего года приводили в ступор политическое и экспертное сообщество прикаспийской республики). Отсюда и растущий интерес Баку к России. Эта тактика реализовывалась по-разному. С одной стороны, интенсификация двусторонних экономических связей (в 2008 году товарооборот между двумя странами вырос на 40%), признание позитивной российской роли в процессе. С другой стороны, использование российской политической терминологии, имеющей отношение к такому чувствительному для РФ эпизоду, как «пятидневная война». О «принуждении Армении к миру» в интервью известной бакинской газете «Зеркало» накануне годовщины «горячего августа» заявил азербайджанский посол в РФ Полад Бюль-Бюль оглы. Однако сближение Москвы и Баку ограничено многими факторами (продолжение союзнических отношений Москвы и Еревана, нежелание встать на одну сторону и стремление Кремля сохранять статус-кво в Карабахе). Невозможность решительного изменения российской позиции приводит к тому, что «потепления» в отношениях Москвы и Баку сменяются (как это было в начале 2009 года) «похолоданиями» (вспомним хотя бы пресловутый «Еревангейт»).

Сегодня, по прошествии года после «пятидневной войны», мы вполне можем говорить уже не о четырех, а о пяти кавказских государствах. Речь, прежде всего, о Турции, которая, начиная с выдвижения своего «Кавказского пакта», стала позиционировать себя в регионе как нечто большее, чем союзник США и «кандидат в ЕС ». Претензии на роль политического посредника (в особенности в «карабахском вопросе») дополняются энергетическими проектами (13 июля 2009 года Анкара подписала соглашение по «Набукко», проекту, являющемуся раздражителем для Москвы). В то же самое время Турция пока еще не стала оппонентом России. Более того, августовский визит в Анкару Владимира Путина (в результате чего между РФ и Турцией было подписано 15 межправительственных соглашений и 7 протоколов) некоторые турецкие эксперты уже назвали «кульминационным в историческом измерении». В то же самое время сближение с Россией не станет для Анкары отказом ни от продвижения в сторону ЕС , ни от оптимизации взаимоотношений с США . Ни Баку-Тбилиси-Джейхан, ни Баку-Тбилиси-Эрзерум, ни «Набукко» не будут свернуты, как бы они ни раздражали Кремль. Турецкое же миротворчество в Карабахе и на Южном Кавказе в целом будет реализовываться только в соответствии с интересами Анкары, а не по соображениям абстрактного гуманизма. Здесь иллюзий быть не должно. Трудно ожидать и резкого изменения позиции Анкары по признанию независимости Абхазии и Южной Осетии.

В любом случае, за год после разрушения старого статус-кво политический облик Южного, да и в целом Большого Кавказа чрезвычайно сильно изменился. Окончательные выводы еще невозможно делать, но некоторые новые интриги уже формируются.

Сергей Маркедонов, заместитель директора Института политического и военного анализа, обозреватель газеты «Ноев Ковчег»