Спитакский разлом дышит. Двадцать лет спустя

Двадцать лет назад Армению постигло чудовищное землетрясение. Основной удар принял на себя город Спитак. Как народ пережил эту трагедию, как восстанавливался город, «Ноеву Ковчегу» рассказывает первый секретарь Спитакского райкома партии (1988–1991), доктор экономических наук Норайр Мурадян. С первых часов он находился в зоне бедствия и сегодня вспоминает те трагические дни.


– Прошло 20 лет со дня землетрясения. Пройдет еще больше, но этот день для всех нас навсегда останется трагической датой. Что Вы больше всего не любите вспоминать из тех дней и что, наоборот, чаще всего вспоминаете?



– Было страшно. Мы не ждали беды, не были к ней готовы ни на один процент. Я 7 декабря был в ЦК в Ереване - только-только вышел из зала бюро, где утвердили мою кандидатуру на пост первого секретаря Спитакского райкома - и в это время случилась беда.

Я был потрясен, когда узнал, что Спитака больше нет. Это была первая весть, которую я получил. Честно говоря, эти слова - «Спитака больше нет» - до сих пор как колокол звучат в голове. Страшный момент, я не люблю его вспоминать, но воспоминание ни на один день не оставляет меня.

Ощущение, что я не одинок, что мы справимся с бедой, пришло в ночь с 7 на 8 декабря, когда на помощь Спитаку приехали первые спасатели - студенты Ереванского политехнического института. Потом уже весь мир пришел на помощь, но они были первыми. Они приехали ночью, когда мы все были одиноки и пытались как-то справиться с бедой, город был разрушен, погружен во тьму, света не было, а ночью развалины казались еще страшнее. Страшно, когда идешь по улицам, из каждой развалины кричат только одно: «Помогите!» Поэтому первая радость на душе появилась в тот момент, когда ночью приехали студенты Политеха. Стало понятно, что помощь пришла и мы не останемся один на один с горем.

– А можете рассказать, кто еще помогал Спитаку, откуда приходила помощь?

– Каждый факт помощи я помню очень хорошо. Спитаку ведь в первое время уделялось очень мало внимания, а селам - вообще никакого.

– Почему? Все было сосредоточено в другом месте или были другие причины?

– В первые дни после землетрясения из Спитака вылетели всего 11–12 медицинских вертолетов, даже очень тяжело раненных не на чем было эвакуировать.

Машин «скорой помощи» не хватало, в медицинской помощи мы остро нуждались, хотя уже в первую ночь пришли грузинские спасатели.

В центре города открыли штаб, просто поставили алюминиевую конструкцию, и на ней углем написали: «Штаб райкома партии», и народ стал туда собираться. Когда приехали грузины, рядом со штабом поставили операционный стол, и врачи под открытым небом начали делать операции, не имея даже наркоза.

Приехал Горбачев с союзными министрами, спрашивает меня: «Какую помощь оказывают медики?» Я ответил: «Михаил Сергеевич, о какой помощи может идти речь, когда в эпицентре трагедии раненых вывозят всего 10-12 вертолетов, а остальных - наземным транспортом. Мы не успеваем людей довезти до больниц в Ереване, в Кировакане». Тогда вмешался министр здравоохранения Чазов со словами, что, мол, помощь оказывается.

А я Горбачеву говорю про министра: «Ему бы как раз надо идти людей спасать, нечего рядом с Вами делать». Горбачев дал команду проверить, как идут работы. А у нас и с водой была проблема - воды в городе не было, туалетов не было, все очень боялись эпидемии. Я об этом тоже резко говорил с Горбачевым, и он дал команду Министерству обороны эту проблему решить.

Когда Михаил Сергеевич побывал у нас, сразу стал заметен перелом, помощь удвоилась. В город стала поступать вода, начали организовывать санитарные пункты, медики смогли эвакуировать из города больше больных и по воздуху, и по земле.

Тогда и приехали норвежцы, которых прислал Чазов, они готовы были строить у нас больницу. Я говорю им: пока построят больницу, больные умрут. Надо что-то делать! Тогда за неделю на стадионе норвежцы развернули палаточную больницу со своим оборудованием, с обогревом, с операционным залом – всем, что больнице положено. И начали оперировать пострадавших. Продолжая разбирать завалы, спасать живых, хоронить погибших, мы уже думали о будущем. О восстановлении Спитака. По горячим следам подумали строить и стационарную больницу. А весь город лежит в развалинах, свободного места нет, подземные толчки продолжаются. Решили строить на окраине города, где уже был заложен фундамент сахарного комбината. На свой страх и риск решили, что вместо него будет стоять больница. Показали место норвежцам, они поначалу засомневались: много земляных работ, смогут ли они с ними справиться. Но я им обещал взять эту часть работы на себя и площадку подготовить до конца декабря. Нынешняя королева Норвегии тогда была вице-президентом норвежского Красного Креста, который выделил 21 миллион долларов на закупку оборудования и строительство больницы. Мы работали 24 часа в сутки, работу людям оплачивать было нечем, им просто давали паек побольше. И уже в январе

1989-го из Кировакана, из других регионов стали привозить бетон для фундамента новой спитакской больницы. И в 1989 году 1 сентября первый объект в зоне бедствия мы открыли – это была норвежская больница, которую мы в знак благодарности назвали им. Ф.Нансена. На открытие приезжал премьер-министр Норвегии, председатель парламента, присутствовал наш первый секретарь ЦК КП Армении С.Г. Арутюнян.

– Прошло 20 лет. Какой Спитак сегодня? Как Вы считаете, остается ли еще Спитак зоной бедствия или все, что возможно было восстановить, уже восстановлено?

– Спитак до сих пор остается зоной бедствия. Спасибо Фонду Киркоряна, другим фондам, которые оказывали помощь и часть этой помощи целенаправленно все же поступила в Спитак. Но строительство в пострадавшей от землетрясения зоне шло неравномерно, с очень большими нарушениями. Когда здесь работал весь Советский Союз: Россия, Узбекистан, Эстония - очень многое успели сделать для Спитака, девяносто процентов разрушенных промышленных объектов и строительной индустрии восстановили. Поставили все конструкции для промышленных объектов: сахарно-пищевой комбинат, племптицекомбинат на 48 птичников, швейное объединение, мелькомбинат и другие. Корпуса были уже построены, часть оборудования поставлена. Но потом началась так называемая демократизация, и все, что построили в советское время, было разрушено и разграблено. Вот вам пример. Было постановление Совета министров СССР построить в Спитаке тепличный комбинат: это 12 гектаров конструкций, трубопровод, стекло, торф, автоматика. После моего ухода все было разграблено: 130 вагонов одних только труб, подземный и надземный кабели - все, что было возможно - все украли. Построили птицеферму, она должна была стать самой крупной в республике. Получили все алюминиевые конструкции из Германии, все спроектировали, коммуникации провели, дороги построили, саратовцы все смонтировали. Но через год все было приватизировано и продано на лом. Далее. Сахарный комбинат, второй в Закавказье. Мы построили новый корпус, завезли оборудование - теперь все перепродано, даже железнодорожное полотно сталинских времен, которое в 1949 году еще было уложено, разобрали и продали. Единственное, что осталось - труба сахарного комбината, вокруг него - пустыня, там даже ничего не растет, так видело, очевидно, АОД демократию.

– Кто сегодня помогает Спитаку? Или город живет сам по себе?

– Спитак выживает сам, спитакцы сами себе помогают, молодые ребята уезжают на заработки в Россию, в другие страны, отправляют домой деньги, чтобы старики и дети могли жить.



– Я понимаю, Ваша жизнь делится на до землетрясения и после. Вы стали секретарем Спитакского райкома вскоре после трагедии, спустя какое-то время Вам пришлось уехать. Как сложилась после этого Ваша жизнь?

– Через год после землетрясения меня вызвал к себе тогдашний первый секретарь ЦК Арутюнян и предложил должность заместителя председателя Совета министров Армении. Я отказался, объяснив, что не могу уйти, пока Спитак полностью не будет восстановлен, иначе это будет предательство с моей стороны.

И я продолжал работать, ездил в Москву на Съезд народных депутатов, просил, чтобы дали фонды, технику, стройматериалы, людей, встречался с людьми – у меня до сих пор хранится более ста папок переписки по проблемам зоны бедствия. Еще нам очень мешала блокада. Были закрыты дороги, а если что-то и поступало через Азербайджан, то испорченное: цемент залит водой, вагоны разграблены.

И как-то раз, когда я был в Москве по очередной надобности, мне в гостиницу звонят из Спитака и говорят: «Товарищ Мурадян, какие-то люди приехали в райком партии, и нас отсюда под дулами автоматов выгоняют». Такое было и при мне, приходили с автоматами, говорили: мы хозяева здесь, убирайтесь. Пользовались тем, что народ был недоволен: бездомный, без работы, потерявший семьи, - и на этом недовольстве играли. Меня обвинили в том, что я восстановил одну комнату в старом моем доме. А я всего лишь восстановил треть отцовского дома, где жила моя мать, я со своей семьей и семья брата - больше 10 человек. Меня критиковали даже за то, что я отправлял в Карабах деньги и помощь комитету «Карабах».

– Сколько лет спустя Вы уехали?

– Через 2 года и 1 месяц после землетрясения.

– Чем Вы занялись в Москве?

– Я еще до землетрясения защитил кандидатскую диссертацию, на ее базе защитил докторскую диссертацию по экономике промышленности и труда в рыночных условиях и стал работать в Верховном Совете на постоянной основе как народный депутат СССР.

– А чем Вы занимаетесь сейчас? Я знаю, что Вы хотите открыть мемориальный комплекс в Спитаке. Продвигается ли это дело? Расскажите и о своем фонде: как он возник, какие у Вас намерения?

– Сейчас я занимаюсь строительством мемориального комплекса в Спитаке. В 1989 году было принято решение Совета министров СССР и ЦК КПСС №492 установить мемориальный комплекс в эпицентре землетрясения – в городе Спитаке, и даже место указано. По Спитаку ведь 8-километровый разлом земли проходил двухметровой высоты. В эту трещину вагоны падали...

– 20 лет существует этот проект.

– Мы обращались к правительству России с просьбой взять это дело в свои руки, продолжать сотрудничать. Жители зоны бедствия получили от Советского Союза 4 миллиарда рублей помощи на восстановление жилья. Больше половины денег народ вложил в Сбербанк СССР, и после развала страны деньги эти пропали. Таких бывших собственников в Спитаке 2400 семей, и они до сих пор ждут от Республики Армения и от России, когда им вернут компенсацию. Деньги на строительство мемориального комплекса исчезли в то же время в Спендиарянском отделении Сбербанка города Еревана. Так мемориал и не был построен. И тогда мы, участники спасательных и восстановительных работ в зоне бедствия, создали в Москве организационный комитет «Спитакский мемориал» по поручению благотворительного фонда и фонда «Тебе, Спитак» и все, что мы зарабатываем, отправляем туда, на строительство. Работы еще на несколько лет. Конечно, были бы деньги - закончили бы за год. Но в нынешнем году мы сможем лишь капсулу забетонировать в фундамент будущего музейного корпуса. Смогли завершить строительство грунтовой части дороги, заключили договор с норвежцами, что они посадят вокруг построенной Норвегией больницы 26500 деревьев, по числу погибших. Мемориал будет представлять собой несколько площадок, названных в честь государств, оказывавших нам помощь. В проекте памятник будет представлять собой циферблат, где вместо стрелок будут трещины, из трещин будет струиться вода. К скорбной дате мы также выпустили книгу «Спитакский мемориал», в которой участники спасательно-восстановительных работ делятся своими воспоминаниями. Но многое еще предстоит сделать.

– Поедете в Спитак в этом году?

– Конечно.

Беседу вела

Армила Минасян